По-моему, эпический пример идиотизма! Девица, стало быть, месяц-другой проведет с железной маской на физиономии, не умываясь и обходясь без чистки зубов, но все равно сумеет остаться красоткой, от вида которой сомлеет главгерой?!

@темы: Next to normal

---

Господа, вы пойдете на Зимнюю Битву? Я, пожалуй, и хотела бы поучаствовать, но с каждым игровым сезоном я все более и более сомневаюсь в своих силах и возможностях, мои клипы перестали смотреть даже прежние подписчики с ютуба, а фикрайтер из меня и вовсе выходит никудышный... Потому - наверно - разумнее всего перейти в разряд потребителей чужой продукции.
Под катом - баннеры заинтересовавших меня команд (которым мне все равно нечего предложить).

Команды

@темы: Next to normal, интернет

---

Отыскать новейшую экранизацию "Дневника горничной" оказалось не так-то просто: на просторах российских трекерах имеется лишь дублированная (и потому негодная в моих глазах) версия. Предыдущие экранизации романа Мирбо отталкивали выбором исполнительницы на роль Селестины: Полетт Годар вульгарна в дешевом заокеанском стиле, а у Жанны Моро с лица не сходит выражение, напоминающее о незабвенном "пасть порву, моргалы выколю". Леа Сейду - по крайней мере внешне - вписывается в образ книжной героини, коей положено производить впечатление хорошенькой-и-безобидной...



P.S. Поскольку субтитров в природе не имеется, обходиться при просмотре придется своими силами.

@темы: экранизации, Next to normal

---

Клип для визитки команды по "Отверженным" - делался, как вы уже успели догадаться, во имя летней битвы этого года.

@темы: клипмейкерство, Les Miserables, редкие птицы, Next to normal, интернет

---

Бенуа Пульворд определенно являет собой для меня главное кинематографическое открытие уходящего года: товарищ сей прекрасен и до сих пор еще ни разу не разочаровал. В ехидной комедии с легким уклоном в дебри сюрреализма, Rien a declarer (2010), месье Пульворд предстает в образе брутального бельгийского пограничника, отличающегося истинно жаверовской преданностью делу служения закону и порядку, ультра-патриота, расиста и шовиниста, усердно молящегося в стенах родной церкви о погибели норовящей объединиться Европы.

@темы: редкие птицы, Next to normal

---

Очередной неприятный сюрприз от милого сайта!
Что это за пользователь, внезапно расположившийся в разделе тех товарищей, на чьи дневники я подписана? И почему его никак нельзя удалить из избранного?

www.diary.ru/member/?75540

@темы: Next to normal, интернет

---

Хотела подчистить Избранное - но по ошибке ткнула не в ту кнопку и умудрилась удалить все свои подписки. Теперь нужно восстанавливать! Умею же я отыскать себе забаву!
Но почему-то некоторые товарищи перестали отражаться на главной странице в пункте присутствующих на данный момент на сайте. Не понимаю причины - ведь они включены в список "избранных"!

@темы: Next to normal

---

Клип, не имеющий никакого отношения к ФБ. Сделала сегодня - развлечения ради. Разве Леа Сейду не прекрасна?

@темы: клипмейкерство, Next to normal

---

Еще один фик, сочиненный для летней битвы. Не волнуйтесь - это последний.

Пейринг/Персонажи: Жан Вальжан (месье Мадлен), инспектор Жавер
Категория: слэш
Жанр: драма, юмор, стеб
Рейтинг: R
Размер: мини, 1150 слов
Краткое содержание: на жизнь и здоровье расслабляющегося в горячей ванне месье Мадлена совершается покушение
Примечание/Предупреждения: помимо собственно "Отверженных", автор вдохновлялся фильмом Psycho (1960); в тексте допущен осознанный анахронизм.


У месье Мадлена, главы администрации города Монтрей-сюр-мер, сложилась репутация человека неприхотливого, суровой спартанской закалки — впрочем, чувствительного сердцем и отзывчивого душой. Но мы, любезный читатель, позволим себе приоткрыть завесу, скрывавшую от окружающих приватную жизнь г-на мэра, который, отказывая себе в иных, более причудливых наслаждениях плоти, каждый вечер нагревал два десятка ведер воды и, постанывая от удовольствия, опускал истомленное дневными заботами тело в ванну, благоухающую розовым маслом.
По свойственной беднякам привычке, месье Мадлен совершал омовения обнаженным. Простим же г-ну мэру, человеку немолодому, столь вопиющее отступление от принятых в свете приличий! Тело его, поразительно крепкое и подтянутое, было покрыто шрамами и татуировками; на внутренней стороне левого предплечья горело выжженное порохом имя, заключенное, точно портрет любимого существа в рамку медальона, в вытатуированное алыми чернилами сердце: Жавер.
Вздох, донесшийся из груди Жана Вальжана (да позволит нам снисходительный читатель именовать так г-на мэра и в дальнейшем!), потревожил вечернюю тишину: увы, стоило нашему герою закрыть глаза, как перед его внутренним взором вставало побледневшее от нестерпимой боли лицо инспектора, сменившее выражение горестного недоумения на отражение пережитого им травматического шока. Ничего так не хотелось Вальжану, обуреваемому приступом нежности, как протянуть дрогнувшую в волнении руку, коснуться побелевшей от переживаемого унижения щеки Жавера, уверив собеседника в том, что cвершающееся на его глазах поругание закона не имеет никакого отношения к падшей девице Фантине, которая не является истинной причиной, но лишь поводом для продолжения давнего спора о границах, в коих действуют, порой противореча друг другу и нередко вступая в кровавый бой, доброта и справедливость.
Вздох, в котором ощущалась тяжелая, словно могильная плита, безысходность, заставил Вальжана вновь закрыть глаза и погрузиться с головой в глубины пахнущей розовым маслом горячей воды...
Вынырнув на поверхность, г-н мэр узрел стоявшую в шаге от ванны зловещую фигуру в траурном платье вдовы, сжимавшую в поднятой руке кухонный нож непотребных размеров.
Убедившись, что перед ним отнюдь не выходец с того света, но существо из плоти и крови, Вальжан попытался заговорить, но севший от испуга голос ему не повиновался:
— Друг мой, не отчаивайтесь! Если вы потеряли работу на фабрике...
Боже мой, мелькнуло в голове у мэра города Монтрей-сюр-мер, кого еще они там, на фабрике, успели рассчитать?
Фигура в черном издала пронзительный всхлип и, покачнувшись, вновь занесла над головой Вальжана острие ножа.
— Если у вас на руках голодный ребенок, прижитый вне брака, — продолжил было наш герой, но, усомнившись в принадлежности убийцы к женскому полу, замер на полуслове. Неужели опять с Фошлеваном приключился нервный срыв? Но позвольте, только вчера г-н мэр навещал искалеченного извозчика в благотворительном госпитале: старик покладисто наливался куриным бульоном и взирал на своего покровителя благодарными очами насытившегося тюленя...
— Что бы вы ни совершили в прошлом, — отважно заявил глава городской администрации, — мы вас не осудим. Друг мой, придите в наши объятия.
Рука нападавшего, задрожав, выронила нож, с режущим слух звоном упавший на каменные плиты пола. Разрыдавшись, несостоявшийся убийца упал на колени и принялся биться лбом о стенку ванны, повторяя сквозь душившие его слезы:
— Г-н мэр, умоляю вас, перестаньте! Вы слишком добры. Будьте жестоки: накажите меня, велите избить плетью, отправьте в колонии на рудники...
Узнав голос инспектора Жавера, мэр города Монтрей-сюр-мер вздрогнул, но храбро удвоил усилия, желая принести покой и утешение страждущей душе.
— Друг мой, — заворковал, словно голубь, склонившийся над белогрудой подругой, Вальжан. Не тратя время на поиски халата, мэр нагнулся над распростертой на полу фигурой инспектора, наряженного в женское платье. Обняв Жавера за дрожащие от с трудом сдерживаемых рыданий плечи, Вальжан осторожно стянул с головы полицейского помятый дамский парик и, по-прежнему прижимая страдальца одной рукой к сердцу, вкрадчивым, вороватым движением другой руки попытался стереть кирпичного оттенка румяна, украшавшие скулы инспектора.
— Вы разрушаете общественный строй, — Жавер обратил к Вальжану залитое слезами лицо. — Вы отдаете предпочтение уличной бродяжке перед служителем правосудия, оступившемуся — перед непогрешимым, падшему — перед сохранившим добродетель незапятнанной. Ваша снисходительность развращает. Словно умелый ночной взломщик, вы вторглись в пределы моего сердца. Тысячу раз я обнаруживал себя на краю бездны, ваш образ манил и дурманил меня своей соблазняющей добротой. Вы, сударь, повинны в непростительном грехе: вы готовы отдать себя, отдать целиком, отдать каждому, кто попросит о милосердии. Вы говорите о любви к ближнему, и я не в силах прогнать чудовищное видение вашей руки, ласкающей тело проститутки, обнажающей свои груди и задирающей подол пропитанной уличной грязью юбки. Ваши губы, столь привычные к словам утешения, устремляются к алой увлажнившейся щели, сокрытой между ног блудницы...
— Я вижу, — сухим и невыразительным тоном бухгалтера, объявляющего о банкротстве респектабельного банкирского дома, продолжал инспектор, — я вижу вашу голову, склонившуюся к содрогающимся бедрам потаскухи, жаждущей соития.
— Не в состоянии более терпеть эту муку, я словно раздваиваюсь, теряю сознание и вновь возвращаюсь в тело, над которым неотвратимо теряю контроль. И вот я уже не я, но некто, наблюдающий сверху за действиями человека, носящего имя Жавера. Это его руки впиваются в рукоять ножа, его глаза, глаза зверя, привычного к темным тупикам трущоб, рыщут в ночи. В каждой уличной девке он видит смертного врага и жаждет — словно помешанный — вонзить четырнадцать дюймов стали в развратное тело. Капли крови, взметнувшиеся веером, орошают стены домов и тротуар и, высыхая, образуют багровые созвездия, расцветшие в уличной пыли. А поутру я нахожу у себя под подушкой нож, обмотанный издающими зловоние кишками... Я обнаруживаю, что подушка, на которой я пролежал, истомившись бессонницей, остаток ночи, пропитана моими слезами, а в воздухе угрожающе сгустился аромат розового масла...
— Мой милый инспектор, — захлюпал носом расчувствовавшийся Вальжан, — вы страдаете! Отдых, смена обстановки, целебные минеральные воды — вот то, что принесет вам облегчение. Вам нужна медицинская помощь. Завтра первым же дилижансом мы отправимся за границу — я слышал, что один молодой, но уже прославившийся как научное светило венский врач открыл метод лечения словом. Его пациенты, такие же измученные комплексами невротики, как вы, в ходе сеансов вспоминают о том, как их в детстве растлили в узком семейном кругу. Пациенты принимают сей факт как данность, как свидетельство родственной любви, и, примирившись с собой и миром, навеки излечиваются от желания проливать чужую кровь.
— Но у меня не хватит денег на поездку, — стыдливо опустил голову инспектор. — Мое жалование, и без того скудное, целиком уходит на возмещение ущерба, доставленного честным французам криминальными деяниями моего отца. Мне удалось, с риском для карьерного продвижения, заглянуть в полицейские архивы. Составив список имен жертв ограблений, я вознамерился выплатить пострадавшим компенсацию — выплатить до последнего су. Я все подсчитал: через 53 года долги моего отца будут полностью погашены.
— Я оплачу нашу совместную поездку, — начал было Вальжан, но Жавер, гневно сверкнувший черными глазами, прервал излияния мэра:
— Месье, я не нуждаюсь в вашей жалости. Жалость — чувство предосудительное.
— В таком случае, — пришел черед Вальжана краснеть, — я предлагаю вам деловое соглашение: я оплачиваю все дорожные расходы и медицинские счета. Вы, в свою очередь, обязуетесь каждый вечер подниматься ко мне в спальню и, сбросив одежду, укладываться в мою постель. Вы позволите мне проделать с вами все, что я пожелаю.
Смущенный столь очевидным свидетельством доброты, проявленной Вальжаном, Жавер, робко улыбнувшись, кивнул в ответ. В голове его засела неотвязная мысль: будет ли это справедливо по отношению к г-ну мэру ? Разве не того же втайне желал сам инспектор? Но на сопротивление не осталось душевных сил и, блаженно вздохнув, Жавер приник уставшей головой к груди Вальжана...

@темы: Les Miserables, Next to normal, интернет, fanfiction

---

Неделю назад я простудилась - впрочем, не слишком серьезно, потому и решила, что беспокоиться не стоит. А затем ситуация ухудшилась: последние трое суток я спала едва ли не беспробудно - только сегодня вечером организм пожелал активизироваться. А ведь еще только ноябрь на дворе! Кто там драматически твердит, что The winter is coming?
Витамины не помогут?

@темы: Next to normal

---

Где-то примерно год назад я склеила клип по современной версии "Молчания моря".

@темы: клипмейкерство, WW2, Next to normal

---

Вообще-то я собиралась написать про Козетту кровавый триллер в стиле Гранже, но коллега по сообществу выложил текст о муках вожделения, истерзавших Вальжана, и я подумала, что сие несправедливо: почему дева должна отдавать предпочтение Мариусу? в фильмах Вальжаны куда симпатичнее мальчиков с баррикад!

Размер: драббл, 691 слово
Пейринг/Персонажи: Мариус/Козетта, Жан Вальжан/Козетта
Категория: гет
Жанр: драма
Рейтинг: R
Краткое содержание: Альтернативный вариант истории пробуждения чувственного начала у Козетты
Примечание/Предупреждения: псевдо-инцест; все персонажи совершеннолетние
Источник: "Словарь иностранных слов, вошедших в состав русского языка". Павленков Ф., 1907: пограничная линия; линия, разграничивающая во время перемирия расположение неприятельских армий; линия, разграничивающая чьи-либо владения и т. д.
Демаркационная линия`Толково-фразеологический словарь Михельсона`
(иноск.) - разграничительная линия (в нравств. смысле) - где кончается одно и начинается другое

Демаркационная линия

Поцелуи Мариуса — нежные, целомудренные, благоговейные — рождали в потаенных уголках девичьего тела томление, равно сладостное и мучительное, но не затрагивали сердца Козетты, подспудно ощущавшей глубокое разочарование, причину которого она отчаялась определить. Пугливое дитя, некогда, становясь центром внимания, сжимавшееся в комок, исчезло, уступив место молодой женщине, с удовольствием сознающей силу своей красоты. Мариус же, в безмятежной лазури глаз возлюбленной различавший светозарный облик непорочного ангела, трепетал, словно паломник, распростертый у подножия святыни, боясь несдержанностью чувств осквернить девственную чистоту Козетты.
Таковы ли глаза у ангела, вопрошала возлюбленная Мариуса, пристально вглядываясь в свое отражение. Нет, решительно отвечал зеркальный двойник, обративший к Козетте меловой бледности лицо, пугавшее чернотой тревожно расширившихся зрачков.
Обхватив плечи руками, девушка пыталась вообразить себя лежащей в объятиях Мариуса, чьи белые, не знавшие физического труда ладони всегда представлялись ей чересчур мягкими, гладкими, словно у избалованного ребенка. Касаясь кончиками пальцев припухших губ, Козетта едва сдерживала стоны, рвущиеся, казалось, не из горла, но откуда-то изнутри, из темных, неведомых глубин ее охваченного жаром тела.
На следующее утро, все еще пребывавшая в плену ночных переживаний, ничуть не утративших на рассвете яркости, возлюбленная Мариуса, подобно жаворонку, впорхнула в гостиную.
Жан Вальжан, человек, заменивший Козетте отца, которого она никогда не знала, мать, которую она едва помнила, стоял у окна, устремив невидящий взгляд куда-то вдаль, за линию горизонта. Поддавшись порыву, Козетта подбежала к Вальжану и, обняв его за талию, прижалась щекой к серой ткани его редингота.
Давно ли, улизнув от всевидящего ока монахини, призванной блюсти порядок в классной комнате, воспитанница Малого Пикпюса украдкой пробиралась в хижину садовника, дабы обнять отца, который, казалось, жил лишь ради этих кратких мгновений, утаенных встреч? Положив голову на плечо Жана, Козетта вновь и вновь молила его рассказать ей о Фантине, чей образ, смутный и зыбкий, почти изгладился из ее памяти. Папа, а я на нее похожа? Мама была красивой — ведь правда? Папа, а как я ее узнаю ? О чем ты, дитя мое? О маме — когда я ее встречу, через много-много лет там, наверху, на небесах?..
Сколько тайной, с трудом скрываемой радости доставляло Козетте сознание ее беспредельной власти над взрослым мужчиной — сильным, уже немолодым, успевшим многое испытать на своем веку! Заметив, что голос отца начал прерываться, а в глазах заблистали слезы, девочка принималась покрывать поцелуями его лицо, и тот благодарно отзывался на ласку ребенка, стремившегося утешить его в часы меланхолии...
После продолжительного молчания, когда они, словно дети, застигнутые бурей, стояли, тесно прижавшись друг к другу, Вальжан едва слышно вздохнул:
— Дитя мое...
Инстинктивно, безошибочным чутьем женщины Козетта проникла в горькие раздумья Вальжана, девять лет назад отдавшего сердце, отдавшего без остатка, не требуя ничего взамен, отдавшего сердце ребенку и вдруг с печальным изумлением обнаружившего, что дитя, некогда игравшее у него на коленях, подросло, обернувшись белокурой красавицей, изгибы тела которой будоражили воображение, пробуждали плотские желания, зажигали огонь в его, казалось бы, давно умолкнувшей крови...
Истерзанная бессонницей, Козетта лежала в постели, укрывшись в коконе сбившихся простыней. Стоило девушке на минуту забыться, как из полуночного мрака выступали фантазии, неотвязные и жгучие, заставлявшие Козетту впиваться зубами в подушку: руки, чья кожа загрубела во время долгих часов работы в монастырском саду, руки, потемневшие от загара, руки, выдававшие солидный возраст человека, которому они принадлежали, — о, эти хорошо знакомые руки задирали ночную сорочку той, что мечтала о прикосновениях приемного отца...
Губы, те самые губы, с которых сегодня утром слетело почти беззвучное «Дитя мое...», целовали бедра дочери, раздвинутые, ослабевшие, неуклонно поднимаясь все выше и выше — к источнику испепеляющего жара, сводившего Козетту с ума.
Не в силах более терпеть, ужаснувшись мысли о том, что рассудок ее не выдержит этой муки, Козетта издала сдавленный вопль, в котором животный страх мешался с тоской по неведомому...

Чьи-то руки, хорошо знакомые руки, обнимают Козетту, укачивая девушку, словно перепуганного ночным кошмаром ребенка. Приникнув к груди Вальжана, она жалобно лепечет, умоляя, требуя от приемного отца клятвы никогда-никогда не оставлять ее в одиночестве. Рука успокаивающе гладит дочь по спине, но Козетта, по-кошачьи извернувшись, устраивается на коленях сидящего на краю девичьей постели Вальжана. Сам того не замечая, он опускает руку ниже границы, отделяющей нежную ласку отца от вожделения любовника, и, ощутив ладонью округлость ягодицы Козетты, невольно сжимает пальцы.
Едва заметно, одними углами губ девушка улыбается, торжествуя первую победу: более не дитя, но женщина, познавшая пыл мужского желания, познавшая, разделившая и готовая покориться — безмолвно и безраздельно...

P.S. Любопытно, удался ли мне эксперимент с сочинением рейтинговых текстов?

@темы: Les Miserables, Next to normal, интернет, fanfiction

---

Нечто наподобие ехидного намека на то, что в восторг от киномюзикла я не пришла. И да, это еще одно мое творение с летней битвы.

@темы: клипмейкерство, Les Miserables, редкие птицы, Next to normal

---

Чему я, спрашивается, училась в школе?! Стоит набрести на идею фика, как тут же понимаю, что хромаю в вопросах матчасти. Про Индию вообще, кажется, ничего не знаю (объясняю сие преступное невежество тем, что терпеть не могу все индийское, но когда оказывается, что не можешь вспомнить породу Шерхана... позор мне!). Пытаюсь сообразить на какую войну допустимо отправить британского юношу начала 19-ого столетия, но с Наполеоном бороться уже поздно, а в Крым отправляться рановато...стало быть, гнать несчастного в ту же Индию?

@темы: Next to normal, fanfiction

---

Пересматривала свои старые клипы, из числа тех, что склеила давным-давно, но по той или иной причине до сих пор не загрузила на ютуб. Решила, что все не так уж и плохо. Конечно, за последнее время я вдоволь поэкспериментировала с колорингом, эффектами и переходами - и да, кое-чему, но научилась - но в целом...мне почему-то те отвергнутые работы казались уж совсем отвратительными и неуклюжими!
Итак, начнем с ролика по "Эквилибриуму" на песню Factory Gates, буквально созданную для фан-видео по антиутопиям.

@темы: клипмейкерство, Next to normal, интернет

---

Посмотрев "Третьего человека", пришла к выводу: цитра - инструмент зловещий!
Гарри Лайм, в честь которого и была сочинена приведенная ниже музыкальная композиция.




Download Anton Karas Harry Lime Theme for free from pleer.com

@темы: film noir, музыка, Next to normal

---

Ни дня без "Отверженных"?
Рейтинговый (чисто номинально, поскольку техническое описание физиологических процессов отсутствует) драббл, сочиненный умопомрачительно наивным новичком в фикрайтерстве, который и понятия не имел о том, что писать от второго лица ныне почитается едва ли не за преступное деяние. Не тревожьтесь, меня уже просветили.

Размер: драббл, 699 слов
Пейринг/Персонажи: инспектор Жавер, Жан Вальжан
Категория: слэш
Жанр: драма
Рейтинг: R
Краткое содержание: история об уползаниях и неожиданных встречах
Примечание/Предупреждения: автор фика вдохновлялся экранизацией 1978 года; ряд стилистических приемов был позаимствован из романа Мишеля Фейбера "Багровый лепесток и белый"(включая повествование от второго лица)

Высоты падения

Следуйте за мной, месье. Ступайте осторожнее: вымощенные камнем элегантные улицы остались далеко позади. Зачарованный, вы скользнули вслед за привлекшей ваше внимание худощавой фигурой в черном. Скользнули в глубь лабиринта из не отмеченных на топографических картах Парижа безымянных улиц, оканчивающихся глухим тупиком переулков, из которых — простите за дерзость, но даже в сгустившихся до чернильной синевы сумерках я замечаю, что вы вздрагиваете и опускаете, устыдившись, глаза — доносятся истошные женские крики и сдавленные мужские стоны.
Словно гончая, идущая по следу вспугнутого оленя, вы бредете между куч мусора, стараясь не отстать от человека в черном, пробудившего ваши с юности подавляемые желания. Четверть часа тому назад ваш тоскующий по невозможному, недостижимому взор заприметил долговязого мужчину, казавшегося истощенным, едва ли не умирающим с голоду. Его черные, лишенные живого блеска глаза скользнули по вашему изменившемуся лицу, скользнули, оценивая, способны ли вы потушить пожар, разгоревшийся в вашей груди и чреслах. Ласковая улыбка, улыбка одурманенного опиумом ангела, воспарившего над бездной порока, лишила вас способности рассуждать, взвешивать за и против, задумываться о последствиях совершаемого. Словно крыса, повинующаяся манящему зову дудочки, вы покорно шагнули со ступеней наемного экипажа, завороженный фразой, легко сорвавшейся с губ незнакомца:
— Я сделаю все, что вы пожелаете. И возьму недорого...
Взволнованный, вы глядите жадно, словно пытаетесь впитать глазами каждую незначительную деталь, составляющую в конечном итоге облик отделившегося от стены мужчины, облаченного в поношенную черную куртку, какую обычно носят ремесленники, и вытертые до белизны штаны из грубой ткани. Подобную одежду обыкновенно выдают отбывшим срок наказания каторжникам или нищим пациентам Шарантона, выставленным — за неимением возможности оплачивать лечение — за порог. Растерянные, с расширившимися от потрясения при встрече с миром, еще минуту назад угрожающе таившимся за спасительной чертой больничной ограды, глазами, без гроша в кармане, подчиняясь требованию пустого желудка, они благодарно хватаются за первую же протянутую к ним руку, согласные в обмен на ужин и ночлег подчиниться чужой воле, удовлетворяя в качестве ответной услуги потребности плоти незнакомца. Покорные в своей уязвимости, эти несчастные жертвы общественного строя, безжалостного сминающего судьбы робких и слабых, становятся игрушкой в руках случайных прохожих, пожелавших за плату в несколько мелких монет обрести утоление дневных тревог в глубинах тела человеческого существа, не способного сказать «нет»...
Оглядев представшую вашим изумленным глазам фигуру человека в черном, вы отмечаете, что чересчур короткие рукава потрепанной куртки оставляют открытыми кисти рук ее владельца, на запястьях которого обнаруживаются похожие на рваные раны шрамы. Вы вздрагиваете, пронзенный на мгновение-другое болезненно острым, вонзающимся в вашу грудь, словно раскаленная игла, желанием сойти с привычной тропы, пуститься в путешествие, одна лишь мысль о конечной цели которого заставляет ваше уставшее сердце пуститься вскачь. Ваша истосковавшаяся по прикосновениям плоть уже ощущает, как эти исхудавшие, покрытые загаром руки заботливо высвобождают из плена одежды ту часть тела, что вы смущаетесь даже назвать вслух. Ошеломленный неведомыми доселе ощущениями, вы блаженно отдаетесь эти умелым, всезнающим ладоням, чьи блуждания по вашей обнаженной коже одновременно и обжигают, словно резкий недобрый ветер пустыни, и несут облегчение, сравнимое с глотком родниковой воды в полуденный зной...
Лишенные блеска угольно-черные глаза, в которых не отражается и тени узнавания, смотрят серьезно, почти торжественно — словно их обладатель обещанием плотского наслаждения творит некий, схожий с религиозным, ритуал посвящения. Губы человека в черном касаются вашего живота, спускаясь, медленно и неотвратимо, все ниже и ниже...
Ваши щеки полыхают, полуоткрытый рот хватает воздух, с уст слетает звук, в котором животное упоение смешивается со страданием раскаивающегося грешника. Ощущая шероховатость бакенбард, касающихся ваших нагих, как в первый день творения, бедер, вы теряете над собой контроль, погружая пальцы в полуседую шевелюру человека, дарящего вам удовольствие. Ради этих мгновений чистого, беспримесного, упоительного восторга вы готовы пожертвовать всем: и репутацией респектабельного буржуа, и десятилетиями, проведенными в плену целомудрия, и гордостью человека, однажды глубоко униженного, но сумевшего подняться над тьмой, в глубине которой притаились воспоминания о девятнадцати годах тулонской каторги...
Ощущая слабость и головокружение, вы заставляете человека, стоящего перед вами на коленях, поднять голову и заглянуть вам в глаза. Запинаясь, вы пытаетесь объяснить ему, что ничего не знали, что, прочтя в газете о загадочном самоубийстве инспектора Жавера, часами рыдали, обвиняя себя в преступном небрежении чувствами полицейского агента, десятилетиями преследовавшего вас, но не нашедшего в себе сил произвести арест...
Но стоящий на коленях Жавер лишь кротко, грустно, непонимающе улыбается, и в это тягостное мгновение вы готовы отдать десять, двадцать лет жизни за право услышать из его уст имя, данное вам при рождении:
— Жан Вальжан...

@темы: Les Miserables, Next to normal, интернет, fanfiction

---

Клип по "Алому Первоцвету" образца 1982 года, предназначался для Библиотеки Приключений. Роликом я недовольна - впрочем, пересматривая сейчас все то, что сотворила для летней битвы, я либо кривлюсь от отвращения, либо прихожу в тихий ужас: сколько ошибок, технических косяков, провальных моментов...
Риторический вопрос: смогу ли я когда-нибудь гордиться произведенными мною работами?



Сия вещица повествует о тяготах (контр)революционной деятельности.

@темы: клипмейкерство, Brave new world, редкие птицы, Next to normal, Первоцвет, интернет

---

Фан-видео по фильму Regeneration (1997), ныне - и вполне заслуженно - причисленному к разряду классических лент, посвященных Первой мировой войне.



Клип с прошлой Зимней Битвы. Не выставляла его здесь раньше потому, что неприятно вспоминать о той игре и команде, в которую меня по наивности тогда занесло.

@темы: клипмейкерство, WW1, Next to normal, интернет

---

То ли второй, то ли третий фик в моей литературной "карьере". Все недостатки, все ошибки, допускаемые начинающим сочинителем, - налицо. Впрочем, как мне кажется, вещица получилась милая.

Размер: драббл, 620 слов
Пейринг/Персонажи: Жавер-старший и Жавер-младший
Категория: джен
Жанр: драма, юмор, стеб
Рейтинг: PG
Краткое содержание: Пребывающий на смертном одре начальник тюремной охраны тулонской каторги завещает любимому сыну продолжать поиски опасного рецидивиста Вальжана.
Примечание/Предупреждения: Автор фика вдохновлялся расхождениями с каноном, логикой и здравым смыслом, которые позволили себе сценаристы экранизации 1958 года, познакомившие зрителя с семейством Жаверов; Жавера-младшего назвали Жозефом в честь министра полиции Фуше. Юноша мечтает о карьере писателя-романтика (строчка о желании стать Шатобрианом принадлежит молодому Гюго), но родитель вынуждает Жавера-младшего пойти по стопам Жавера-старшего и стать полицейским

Фамильная честь Жаверов

...Любимцам фортуны родители оставляют титулы, замки, поместья, серебряные подсвечники, наконец, — уныло размышлял на редкость невзрачный юноша лет двадцати, — меня же под предлогом необходимости исполнить священный сыновний долг норовят втянуть в какой-то фантастический крестовый поход. Никому не нужный экс-каторжник, похитивший не то корку хлеба, не то монету в сорок су...

— Дитя мое, — благочестиво сложив ладони на заботливо укрытом шерстяным одеялом животе, Жавер-старший, печально прославившийся среди подопечных ему, начальнику охраны, каторжников Тулона свирепой мстительностью нрава, разливался, словно токующий по весне глухарь.

— Дитя мое, — повторил кандидат в покойники, питавший пристрастие к риторике классического театра бульварного образца. — Ныне бреду я долиною смертной тени, далекий от мирских забот и соблазнов, но сердце мое неспокойно: Жан Вальжан, порождение ада, чудовище гнусное, грубое, погрязшее в пороках, роскошествует где-то рядом, на свободе, цинично избегнув правосудия...

«Роскошествует, — втайне позволил себе вольность усомниться в незыблемости родительского авторитета Жавер-младший. — Разве сделает достойную восхищения преступную карьеру тот, кто начал с хищения выпечки? Подобный тип никогда не поднимается выше кражи дюжины яблок или угона тележки...»

— Сын мой, — возвел очи к давно требовавшему свежей побелки потолку служитель закона и порядка, — завтра на рассвете ты отправляешься в Париж, дабы поступить в Королевскую полицейскую академию. Единственное мое дитя, — в голосе почтенного начальника тюремной охраны послышался надрыв, — ты носишь имя своего крестного отца, величайшего человека нашего столетия... Жозеф, — очи Жавера-старшего верноподданно увлажнились, — будь достоин своего имени! Помни: будь всегда начеку — где-то там, в сумерках парижских трущоб, притаился, словно злонравная крыса, демонический Вальжан... Ты еще крошкой стал свидетелем того, сколь пугающей силой обладает этот каторжник: одним движением руки Вальжан приподнял камень, рухнувший на другого мерзавца, попытавшегося скостить назначенный ему правосудием срок. Отыщи этого негодяя, — умолял нежный отец, впиваясь горячими пальцами в руку сына, вынужденного в покорном молчании, опустив длинную, как у цапли, шею, просиживать в изголовье родительской постели.

— Обещай, что выследишь Вальжана, арестуешь и препроводишь рецидивиста на каторгу...

— Папенька, — робко прервал отцовские излияния истерзанный морально и физически юноша, — позвольте мне открыть вам свою мечту. Не к тому я стремлюсь, не того я алкаю всей душой. Я мечтаю не о мундире, украшенном орденами и аксельбантами, или крепкой дубинке, внушающей уважение к статусу ее владельца, но о том, чтобы достичь возвышенных сфер. Словно земной червь, опьяненный манящим сверканием полуночной звезды, жажду я проникнуть в литературные круги Парижа, составить славу французской словесности. Я поведаю о любви — о чувстве, способном заставить малолетнюю цыганскую танцовщицу вожделеть тела почтенного архидьякона. Об осуждаемой лицемерной толпою страсти, вспыхивавшей между членами Конвента! О нежной дружбе, сердечном сродстве, связавшем воедино судьбы каторжника из простонародья и болезненно чувствительного начальника тюремной охраны с прекрасными черными глазами, беспокоящими покой и сон подведомственного ему контингента. О, быть Шатобрианом — или ничем!

— Прокляну! — вопль, который издал умирающий, сотряс дом до основания, обрушив на головы отца и сына частицы отслоившейся от потолка побелки. Родственницы, вбежавшие на призыв страдальца, ахали, всплескивали руками, награждали Жавера-младшего внушительными подзатыльниками и, матерински воркуя над прикованным к смертному ложу начальником охраны тулонской каторги, всячески выражали порицание отпрыску, разочаровавшему доброго и любящего отца.

Пристыженный, багровеющий в щеках, сознающий, что отваги ему хватило ровно на один революционный порыв, юный Жозеф Жавер ретировался в собственную комнату, где до рассвета, поскуливая, словно побитый щенок, рыдал, уткнувшись лицом в подушку...

На следующее утро юноша, усилием воли сдерживавший слезы, занял зарезервированное для него место в дилижансе, направлявшемся в Париж.

Месяц спустя, получив из родного дома письмо, сообщавшее, что болезнь отца, ошибочно полагавшаяся местными докторами смертельной, имела причиной чрезмерное служебное рвение, проявленное Жавером-старшим при обыске тюремных камер на предмет извлечения и последующей конфискации самогона, тайком изготовляемого каторжниками Тулона из перебродившей капустной похлебки, многообещающий кадет Королевской полицейской академии, побледнев до синевы, не проронил ни слова...

...но следующим утром, проходя по набережной, Жавер-младший, не останавливаясь, швырнул в мутные воды Сены истрепанный томик, на переплете которого значилось имя Шатобриана...

...а на литературном горизонте Парижа всходила звезда юного поэта по имени Виктор Гюго...

@темы: Les Miserables, Next to normal, интернет, fanfiction