[Dragonwyck]

Еще один фик, сочиненный для летней битвы. Не волнуйтесь - это последний.

Пейринг/Персонажи: Жан Вальжан (месье Мадлен), инспектор Жавер
Категория: слэш
Жанр: драма, юмор, стеб
Рейтинг: R
Размер: мини, 1150 слов
Краткое содержание: на жизнь и здоровье расслабляющегося в горячей ванне месье Мадлена совершается покушение
Примечание/Предупреждения: помимо собственно "Отверженных", автор вдохновлялся фильмом Psycho (1960); в тексте допущен осознанный анахронизм.


У месье Мадлена, главы администрации города Монтрей-сюр-мер, сложилась репутация человека неприхотливого, суровой спартанской закалки — впрочем, чувствительного сердцем и отзывчивого душой. Но мы, любезный читатель, позволим себе приоткрыть завесу, скрывавшую от окружающих приватную жизнь г-на мэра, который, отказывая себе в иных, более причудливых наслаждениях плоти, каждый вечер нагревал два десятка ведер воды и, постанывая от удовольствия, опускал истомленное дневными заботами тело в ванну, благоухающую розовым маслом.
По свойственной беднякам привычке, месье Мадлен совершал омовения обнаженным. Простим же г-ну мэру, человеку немолодому, столь вопиющее отступление от принятых в свете приличий! Тело его, поразительно крепкое и подтянутое, было покрыто шрамами и татуировками; на внутренней стороне левого предплечья горело выжженное порохом имя, заключенное, точно портрет любимого существа в рамку медальона, в вытатуированное алыми чернилами сердце: Жавер.
Вздох, донесшийся из груди Жана Вальжана (да позволит нам снисходительный читатель именовать так г-на мэра и в дальнейшем!), потревожил вечернюю тишину: увы, стоило нашему герою закрыть глаза, как перед его внутренним взором вставало побледневшее от нестерпимой боли лицо инспектора, сменившее выражение горестного недоумения на отражение пережитого им травматического шока. Ничего так не хотелось Вальжану, обуреваемому приступом нежности, как протянуть дрогнувшую в волнении руку, коснуться побелевшей от переживаемого унижения щеки Жавера, уверив собеседника в том, что cвершающееся на его глазах поругание закона не имеет никакого отношения к падшей девице Фантине, которая не является истинной причиной, но лишь поводом для продолжения давнего спора о границах, в коих действуют, порой противореча друг другу и нередко вступая в кровавый бой, доброта и справедливость.
Вздох, в котором ощущалась тяжелая, словно могильная плита, безысходность, заставил Вальжана вновь закрыть глаза и погрузиться с головой в глубины пахнущей розовым маслом горячей воды...
Вынырнув на поверхность, г-н мэр узрел стоявшую в шаге от ванны зловещую фигуру в траурном платье вдовы, сжимавшую в поднятой руке кухонный нож непотребных размеров.
Убедившись, что перед ним отнюдь не выходец с того света, но существо из плоти и крови, Вальжан попытался заговорить, но севший от испуга голос ему не повиновался:
— Друг мой, не отчаивайтесь! Если вы потеряли работу на фабрике...
Боже мой, мелькнуло в голове у мэра города Монтрей-сюр-мер, кого еще они там, на фабрике, успели рассчитать?
Фигура в черном издала пронзительный всхлип и, покачнувшись, вновь занесла над головой Вальжана острие ножа.
— Если у вас на руках голодный ребенок, прижитый вне брака, — продолжил было наш герой, но, усомнившись в принадлежности убийцы к женскому полу, замер на полуслове. Неужели опять с Фошлеваном приключился нервный срыв? Но позвольте, только вчера г-н мэр навещал искалеченного извозчика в благотворительном госпитале: старик покладисто наливался куриным бульоном и взирал на своего покровителя благодарными очами насытившегося тюленя...
— Что бы вы ни совершили в прошлом, — отважно заявил глава городской администрации, — мы вас не осудим. Друг мой, придите в наши объятия.
Рука нападавшего, задрожав, выронила нож, с режущим слух звоном упавший на каменные плиты пола. Разрыдавшись, несостоявшийся убийца упал на колени и принялся биться лбом о стенку ванны, повторяя сквозь душившие его слезы:
— Г-н мэр, умоляю вас, перестаньте! Вы слишком добры. Будьте жестоки: накажите меня, велите избить плетью, отправьте в колонии на рудники...
Узнав голос инспектора Жавера, мэр города Монтрей-сюр-мер вздрогнул, но храбро удвоил усилия, желая принести покой и утешение страждущей душе.
— Друг мой, — заворковал, словно голубь, склонившийся над белогрудой подругой, Вальжан. Не тратя время на поиски халата, мэр нагнулся над распростертой на полу фигурой инспектора, наряженного в женское платье. Обняв Жавера за дрожащие от с трудом сдерживаемых рыданий плечи, Вальжан осторожно стянул с головы полицейского помятый дамский парик и, по-прежнему прижимая страдальца одной рукой к сердцу, вкрадчивым, вороватым движением другой руки попытался стереть кирпичного оттенка румяна, украшавшие скулы инспектора.
— Вы разрушаете общественный строй, — Жавер обратил к Вальжану залитое слезами лицо. — Вы отдаете предпочтение уличной бродяжке перед служителем правосудия, оступившемуся — перед непогрешимым, падшему — перед сохранившим добродетель незапятнанной. Ваша снисходительность развращает. Словно умелый ночной взломщик, вы вторглись в пределы моего сердца. Тысячу раз я обнаруживал себя на краю бездны, ваш образ манил и дурманил меня своей соблазняющей добротой. Вы, сударь, повинны в непростительном грехе: вы готовы отдать себя, отдать целиком, отдать каждому, кто попросит о милосердии. Вы говорите о любви к ближнему, и я не в силах прогнать чудовищное видение вашей руки, ласкающей тело проститутки, обнажающей свои груди и задирающей подол пропитанной уличной грязью юбки. Ваши губы, столь привычные к словам утешения, устремляются к алой увлажнившейся щели, сокрытой между ног блудницы...
— Я вижу, — сухим и невыразительным тоном бухгалтера, объявляющего о банкротстве респектабельного банкирского дома, продолжал инспектор, — я вижу вашу голову, склонившуюся к содрогающимся бедрам потаскухи, жаждущей соития.
— Не в состоянии более терпеть эту муку, я словно раздваиваюсь, теряю сознание и вновь возвращаюсь в тело, над которым неотвратимо теряю контроль. И вот я уже не я, но некто, наблюдающий сверху за действиями человека, носящего имя Жавера. Это его руки впиваются в рукоять ножа, его глаза, глаза зверя, привычного к темным тупикам трущоб, рыщут в ночи. В каждой уличной девке он видит смертного врага и жаждет — словно помешанный — вонзить четырнадцать дюймов стали в развратное тело. Капли крови, взметнувшиеся веером, орошают стены домов и тротуар и, высыхая, образуют багровые созвездия, расцветшие в уличной пыли. А поутру я нахожу у себя под подушкой нож, обмотанный издающими зловоние кишками... Я обнаруживаю, что подушка, на которой я пролежал, истомившись бессонницей, остаток ночи, пропитана моими слезами, а в воздухе угрожающе сгустился аромат розового масла...
— Мой милый инспектор, — захлюпал носом расчувствовавшийся Вальжан, — вы страдаете! Отдых, смена обстановки, целебные минеральные воды — вот то, что принесет вам облегчение. Вам нужна медицинская помощь. Завтра первым же дилижансом мы отправимся за границу — я слышал, что один молодой, но уже прославившийся как научное светило венский врач открыл метод лечения словом. Его пациенты, такие же измученные комплексами невротики, как вы, в ходе сеансов вспоминают о том, как их в детстве растлили в узком семейном кругу. Пациенты принимают сей факт как данность, как свидетельство родственной любви, и, примирившись с собой и миром, навеки излечиваются от желания проливать чужую кровь.
— Но у меня не хватит денег на поездку, — стыдливо опустил голову инспектор. — Мое жалование, и без того скудное, целиком уходит на возмещение ущерба, доставленного честным французам криминальными деяниями моего отца. Мне удалось, с риском для карьерного продвижения, заглянуть в полицейские архивы. Составив список имен жертв ограблений, я вознамерился выплатить пострадавшим компенсацию — выплатить до последнего су. Я все подсчитал: через 53 года долги моего отца будут полностью погашены.
— Я оплачу нашу совместную поездку, — начал было Вальжан, но Жавер, гневно сверкнувший черными глазами, прервал излияния мэра:
— Месье, я не нуждаюсь в вашей жалости. Жалость — чувство предосудительное.
— В таком случае, — пришел черед Вальжана краснеть, — я предлагаю вам деловое соглашение: я оплачиваю все дорожные расходы и медицинские счета. Вы, в свою очередь, обязуетесь каждый вечер подниматься ко мне в спальню и, сбросив одежду, укладываться в мою постель. Вы позволите мне проделать с вами все, что я пожелаю.
Смущенный столь очевидным свидетельством доброты, проявленной Вальжаном, Жавер, робко улыбнувшись, кивнул в ответ. В голове его засела неотвязная мысль: будет ли это справедливо по отношению к г-ну мэру ? Разве не того же втайне желал сам инспектор? Но на сопротивление не осталось душевных сил и, блаженно вздохнув, Жавер приник уставшей головой к груди Вальжана...